рецензия на фильм Гіркі жнива (Горькая жатва)

В украинском прокате идет фильм «Горькая жатва» («Гіркі жнива»), историческая драма от канадских кинематографистов, посвященная Голодомору и сталинским репрессиям. Эту картину постигла та же участь, что и другие недавние ленты об украинской истории: профессиональные критики разругали, рядовые зрители, преимущественно из патриотических соображений, похвалили.

Аналогичная ситуация была пару лет назад с «Поводырем» — блокбастером по отечественным меркам, который собрал больше 900 тысяч долларов (здесь и далее все данные бокс-офиса взяты на Box Office Mojo), на уровне с голливудскими кинохитами. У «Горькой жатвы» касса гораздо скромнее: за первый уикенд фильм заработал 136 тысяч долларов — почти вдвое меньше, чем «Поводырь» в свое время за тот же прокатный период, причем у канадского фильма количество экранов было на треть больше. Впрочем, заработанная «Горькой жатвой» сумма вполне прилична для отечественного проката и пропустила картину на 2 место в списке самых кассовых (на первом месте с небольшим отрывом оказалось семейное кино «Жизнь и цель собаки»). С долей уверенности можно сказать, что украинцы хотят смотреть исторические фильмы о себе и своей стране и благосклонны к ним. К сожалению, кинематографисты, что отечественные, что зарубежные, пока не могут обеспечить должное качество для воплощения социально и политически важных тем на экране.

рецензия на фильм Гіркі жнива (Горькая жатва)

«Горькая жатва» создавалась с благими намерениями. Продюсер и автор идеи Ян Игнатович и режиссер Джордж Менделюк — потомки украинских эмигрантов, из семейных рассказов узнавшие о мытарствах украинцев в советское время. Цель своего фильма они обозначили как просветительскую — рассказать как можно большему количеству людей в мире о Голодоморе и сопротивлении украинцев сталинскому режиму. Безусловно, похвально и нужно. Вообще, сделать какую-то частную национальную историю интересной для мира — сверхзадача, если это не узнаваемые во всем мире темы вроде Холокоста, нацистов, Древнего Рима и т. д. Еще сложнее — не испохабить историю реверансами в сторону зрителя-иностранца, как это делают обычно в Голливуде, получая в результате «клюкву».

Первое у «Горькой жатвы» получилось с трудом. Желание сделать кино понятным для всех обернулось обилием штампов, а богатым контекстом пришлось пожертвовать. Например, начало фильма показывает идиллическое залитое солнцем украинское село, в котором все резко становится плохо только с приходом большевиков к власти. Но мы ведь с вами знаем, что все плохо было еще раньше, потому как до победы советов Украина пережила четыре года Первой мировой и несколько лет Освободительных соревнований, когда каждая смена власти обходилась кровью и потерей благосостояния народа. Потому счастливыми и беззаботными украинские селяне к тому времени быть никак не могли — разве что жили под куполом, как у Стивена Кинга. Большое замечание к авторам фильма из-за того, что ничего не говорится об УНР и синежупанниках (стилизованный кулон-трезубец не в счет), ведь именно опыт национального государства и армии надолго сделал украинцев проблемой для СССР. И сельские восстания против коллективизации опирались на политическое и национальное самосознание, развитое вследствие событий 1917–20 гг., а не романтического казацкого прошлого трехсотлетней давности, как то изображают авторы фильма. В то же время в «Горькой жатве» не забыли о деталях противоречивого первого десятилетия советской власти. В художественной академии развивается авангард — до первых репрессий. Друг главного героя, кудрявый молодой украинский коммунист, кончает с собой, не дожидаясь, пока за ним приедет воронок — сцена явно инспирирована биографией Хвылевого. Еще одна культурная отсылка была, наоборот, лишней: это икона, которую как зеницу ока берегут в селе как символ — сравните с церковной чашей из «Желтого князя» Барки. Как символ чего? Да чего угодно: несокрушимости духа, борьбы, национальных ценностей, неубиваемого традиционализма и т. д. — это не важно, потому что линию с иконой можно было бы спокойно из фильма вырезать. Как и сцены со Сталиным, которые выбиваются из почти что камерной истории семьи Качанюков и их села в борьбе против советов. Наверняка фигура вождя оказалась в фильме для тех самых реверансов в сторону иностранного зрителя, чтобы он мог найти хоть что-то знакомое в экзотичной украинской истории.

рецензия на фильм Гіркі жнива (Горькая жатва)

Если для неукраинцев многочисленные кадры ритуалов (от гаданий с венком на воде до длинной сцены погребения) могут быть в диковинку, то нашему зрителю, конечно, смотреть на весь этот этнографический карнавал надоело. «Горькая жатва», к сожалению, не оживляет эпоху и культуру, но воспроизводит открыточные образы Украины, ту самую шароварщину, с которой мы сами, украинцы, еще не разобрались, что делать. А ведь за источниками вдохновения далеко ходить не надо было: украинское село 20-х оживает на страницах произведений писателей Расстрелянного возрождения и отличается от стереотипных представлений нашего времени. Открыточность обстановки и героев «Горькой жатвы» еще больше подчеркивается приятной контрастной цветокоррекцией, причем как в счастливых сценах (любовные сняты в дымке, если что), так и трагичных. Что интересно, «Горькая жатва» — это не «клюква». Поспорю, что наши кинематографисты сняли бы точно так же и точно такое же кино, как канадцы, только в нашем фильме не было бы Терренса Стэмпа, Макса Айронса, Барри Пеппера и Саманты Баркс, да и экшен был бы снят похуже (кажется, это лучшее из режиссерских умений Менделюка). И поспорю, что немало людей в нашей стране хотят видеть на экране и поверят именно в такую упрощенную стилизованную историю, которая, правда, никому другому, особенно иностранцам, интересна не будет.

рецензия на фильм Гіркі жнива (Горькая жатва)

Сними Менделюк телефильм или познавательную телепередачу с постановочными сценами — вопросов бы не было. «Горькая жатва» — это пример средней телережиссуры, которая прекрасно бы вписалась в сетку как «Плюсов», так и Viasat History. Удачное обрамление фильма поэтическими кадрами с озером перевешивается злоупотреблением по ходу картины символами «кровь на каком-то предмете»: кровь на хлебе, кровь на земле и т. д. Вопрос о крови также сложный. С этой проблемой будет сталкиваться любой кинематографист, снимающий об украинской истории. Трагедий было много, насилия было много, слез было много — но если показывать это все и буквально в камеру, то это скоро перестанет трогать зрителя, превращаясь в gore. В «Горькой жатве» градус трагичности высок до бесчувствия. Чтобы задеть зрителя за живое, не показывая ужасов почти или совсем — это талант надо иметь. А в «Горькой жатве» талант был замечен лишь за актерами, художником-постановщиком и людьми, отвечавшими за грим трупов — усилий этих членов съемочной группы, конечно же, недостаточно. Все, что авторы «Горькой жатвы» хотели сказать своей картиной, вмещается в главу школьного учебника по истории — кино остается лишь иллюстрацией, для наглядности. Фильмов, по исполнению похожих на «Горькую жатву», много в разных странах, но они в истории кино и памяти не остаются, выполняя временные идеологические функции. Назвать «Горькую жатву» плохой картиной нельзя. Она просто средняя во всех смыслах, комфортная для массового зрителя, невыносимая для насмотренного. Лучшим художественным фильмом о Голодоморе остается «Голод-33» Олеся Янчука (снятый, кстати, тоже при денежной помощи канадской диаспоры). Следующее кино на эту же тему снимет Агнешка Холланд, полячка, очень умело работающая с историческим жанром. Ее лента будет посвящена Гарету Джонсу, первому западному журналисту, написавшему правду об искусственном голоде в Украине. На нее, ленту, и надеемся.