Бенисио Дель Торо: «Когда окунаешься в образ, то остается или грести, или тонуть»

— «Дикари» — фильм, который заставляет напрячься. Скажите, многих ли журналистов, с которыми вы успели пообщаться, запуганы вашим персонажем Ладо?

Да, несколько человек сразу же отдали мне свои деньги (смеется).

— А тогда сильно ли влияют подобные фильмы на вас самого? Потому что некоторые сцены нелегко смотреть, например, тот момент с бензопилой в первые секунды фильма.

Да, мне это тоже нелегко смотреть, действительно нелегко.

— Ваш герой в «Дикарях» не отличается состраданием. Изображая негативного персонажа, вы чувствуете в роли больше свободы?

Если играешь плохого парня, то можешь делать такое, о чем и не помыслишь в обычной жизни. Фактически у тебя есть легальное разрешение вести себя неподобающе. Плохие ребята присутствуют в кино с момента его зарождения. Фильм «Большое ограбление поезда» появился в 1903, и это было неслыханно аморально. Негативные персонажи в этой картине были беспощадны. Я впервые увидел «Большое ограбление поезда», когда готовился к «Дикарям». Фильм очень злой. Это начало кинематографа, и уже тогда все было жестко. Мой герой Ладо по сравнению с ними просто паинька. Неправда, что я играю только отрицательных героев. У меня также были и благородные роли. В «Подозрительных лицах» я, прежде всего, жертва. Я играю порядочного мужчину в «Траффике». Я уважаю многих актеров, и некоторые из них больше раза играли плохих парней, поэтому я не чувствую себя одиноко, когда приходится играть антигероя.

— Правда, что перед съемками вы и режиссер Оливер Стоун встретились с мексиканскими наркобаронами?

Да. Поначалу тебе кажется, что ты выталкиваешь самого себя из образа, и надеешься, что все сложится само собой. Но на самом деле подготовка к роли похожа на прыжок в бассейн с ледяной водой. И как только ты даешь своему персонажу хозяйничать внутри себя, то вода больше не холодная. И возможно, перед съемками вся моя подготовка прошла под девизом: «Ну, давай! Вперед!». И когда ты, как актер, окунаешься в образ, то остается или грести, или тонуть. Первое время я вообще-то немного даже стеснялся. Знаете, у тебя есть идеи, каким должен быть твой персонаж, и ты постоянно думаешь, что же я буду делать с героем, увлечет ли он зрителя и все такое. Просто ты не хочешь, чтобы он, в конце концов, оказался скучным.

— Во время съемок в драме «То, что мы потеряли» вы слушали музыку инди-группы The National, а для «21 грамма» играли Джонни Кэша. Что было в вашем плейлисте для «Дикарей»?

У меня всегда найдется Los Lobos, Алехандро Эсковедо, Clash и Rolling Stones. Возможно, немного слушал песню Боба Марли «Бунт души». Знаете, сейчас в айподе можно просто создать собственный микс. Обычно за рулем я слушаю альбом Rolling Stones «Some Girls», замечательный альбом. И также «Cosmo’s Factory» от Creedence Clearwater Revival.

— Каково было ощутить пощечину Сальмы Хайек? Хоть доля юмора на площадке присутствовала?

Ну, первые две оплеухи можно еще выдержать. Но на дубле где-то 12 или 15, я начинал оглядываться в поисках рефери и ждал, что кто-то бросит мне полотенце.

— А как вам было сниматься с Джоном Траволтой?

Еще до того, как я вообще захотел стать актером, я посмотрел «Бриолин» много раз. Это неизбежно, при встрече ты не можешь не выпалить что то, вроде: «О Боже! Вы даже представить себе не можете, насколько вы повлияли на мое решение стать тем, кем я есть». Для меня «Бриолин» был именно тем фильмом, после которого я захотел повторить все то же, что и на экране. Там была отличная музыка, красивая девушка, любовная линия, а мне было тринадцать, как раз тот возраст, когда обращаешь внимание на девчонок. А в фильме всё показали, что делать, чтобы добиться девчонки. Когда я смотрел на Траволту в этом фильме, то внутренне весь набирался смелости. Даже если бы у меня не было возможности сказать ему «привет» или сделать вместе сцену, то сам факт, что он находился рядом в гримерной, это уже меня раззадоривало. Я больше и не знаю, как объяснить…

— Создается впечатление, что сейчас вы тщательнее выбираете роли. Вы делаете это осознанно?

Я всегда был в какой-то степени переборчив. Мне надо сниматься, понимаете. Но я всегда обдумывал, браться за роль или нет. Я не думаю, что стал более избирателен. Хотя сейчас я начинаю думать о фильмах как режиссер, оцениваю саму историю, и когда кажется, что вот было бы неплохо сыграть это, то возникают другие мысли и другие симпатичные мне роли. Но я всегда внимательно выбирал кинопроекты. Думаю, что хороший режиссер и оригинальный сценарий — это хорошая мотивация, чтобы «прыгнуть в ледяной бассейн», правда?

— Кто величайший режиссер из всех, с кем вам доводилось работать?

Ну, сложно выделить кого-то одного и величайшего, но я позволял себе роскошь работать с отличными режиссерами. И многие из них на меня повлияли. Я очень восхищаюсь Стивеном Содербергом. И, конечно же, надо выделить Оливера Стоуна, раз уж мы говорим о «Дикарях».

— Если Оливер Стоун предлагает роль, то ваша первая реакция?

Я соглашусь!

— А какие бы сильные стороны Оливера Стоуна как режиссера вы бы выделили?

Я считаю, что у него много мужества. И думаю, что этим он внушает смелось другим кинематографистам. Его работа вдохновляет других, и это потрясающее человеческое качество. Его подход к работе, Стоун всегда стоит на краю, на краю огромной скалы, и так делается почти каждый его фильм.

— С кем бы из режиссеров вы хотели бы поработать

Таких много. Скорсезе, Пол Томас Андерсон, браться Дарденны. Много отличных режиссеров, с которыми я бы с удовольствием поработал. Братья Коэны, Дрейк Доремус…

— Вы уже упомянули о собственном «режиссерском» подходе к выбору роли. И вы также сняли один из фильмов альманаха «Гавана, я люблю тебя». Как вы попали в проект?

Я был знаком с продюсером. Он рассказал мне об идее этих короткометражек, и он где-то держал в уме, что и я соглашусь снять одну из работ. Он просто сказал: «Слушай, а почему бы тебе не сделать одну из этих историй, как режиссер». А я сказал: «Ладно, тогда пришли мне чего-нибудь, сценарий одной из них». И когда он прислал мне текст, я согласился. Я недолго разрабатывал эту историю, потом поехал на Кубу, а через пять дней у нас уже были кинопробы, подбор локаций. А еще через пять дней начались съемки. И это было по-настоящему круто. Я просто взял тот материал, который мне дали. Понимаете, я не подходил к ним с предложениями, вроде «а я вот хочу сделать это и это». Мне просто дали сценарий. Так что это было похоже на съемки по старинке: вот история, выдави из нее все, что можешь. Таков был мой режиссерский подход в этой работе. Но если бы мне снова дали снимать, я бы сделал по-другому. Я бы начал с того, что, мол, вот то, что я хочу вынести из истории, и я попробую это и это. А не так: «У вас есть чего для меня?» — «Бум!» — «Ладно. Я сделаю».

— Какой самый лучший совет вы получили в своей жизни?

«Если не знаешь, что надо делать, не делай ничего». Это совет от Кристофера Уокена, когда мы с ним вместе снимались. Я люблю Кристофера, он один из самых веселых актеров, которых я когда-либо встречал.

— Говорят, когда Хантер С. Томпсон вас впервые увидел, то засомневался, сможете ли вы сыграть доктора Гонзо в экранизации его книги?

Все закончилось удачно, но Хантер действительно проверял меня. Как я его убедил? Я просто продолжал повторять за ним. Если он что-то выкинул, то я сделал то же самое. Я звал его «гринго фео» — гадким америкашкой — и он это обожал. И еще мне кажется, я убедил его, когда уже снимался в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе». Он видел, кто как старался. Зависать с ним было каждый раз и классно, и угарно. Он собрал вокруг себя поистине умных людей. Пришел к нему в гости, а там в комнате Билл Мюррэй, Гарри Дин Стэнтон и Анджелика Хьюстон. Позвонил ему, а трубку берет Шон Пенн. Хантер мог разговаривать обо всем, и вряд ли кто-то мог его переговорить. Он был невероятно умен, он один из величайших личностей ХХ века. Мне его не хватает, потому что только ему можно было позвонить в два часа ночи и поговорить о важных вещах.

— Какую роль за всю карьеру вы играли с наибольшим удовольствием и почему?

Очень трудно выбрать какую-то одну, потому что многие мои роли приносили мне удовольствие по разным причинам. Если брать от «Подозрительных лиц» и «Баския» до «Дикарей», то все роли разные. Возможно, самая претенциозная и самая сложная — роль Че Гевары. Благодаря ей, я развился, узнав много нового о самом Че, о Латинской Америке и о своих корнях. Но все равно, сложно выбрать какую-то одну роль. «Дикари», например, снимались весело: работа с Оливером, с актерами, Аароном Тейлором-Джонсоном, Блейк Лайвли, Джоном Траволтой, который меня вообще сразил наповал при знакомстве. Плюс пощечина от Сальмы Хайек. Это все было очень весело, знаете.

— Кажется, что в американском кино нельзя показать Латинскую Америку, не показав наркоторговлю. Вы осознаете эту социальную проблему?

В некоторых латиноамериканских странах есть проблемы с наркотиками. Это все из-за денег и возможностей, и неспособности государства позаботиться о своих гражданах. Проблемы с наркотиками есть в Новом Свете, в Европе или Азии. Это глобально, это очень широкая тема. Если открываешь газету, там обязательно будет что-то о наркотиках. Это все происходит сейчас. Все время. Голливуд просто использует то, что вокруг. В голливудских фильмах если по сюжету есть чемодан, то в нем обязательно наркотики или деньги, связанные с ними, или же иногда бриллианты и расчлененные тела.

— Вас раздражают голливудские стереотипы о латиноамериканцах?

В Голливуде хватает стереотипов. Эта тема еще далеко не исчерпана здесь, но определенные сдвиги с мертвой точки наблюдаются. Часто наркоторговцы оказываются латиноамериканцами. Но в фильме «Дикари» этот стереотип используется как сарказм. У Оливера Стоуна было два пути, как сделать этот фильм: саркастически или реалистически. Я долго у него выпрашивал, хочет ли он снять реалистический фильм по этой теме, как «Траффик». Но «Дикари» — другое кино, оно печется и о реализме, и о сарказме. Но здесь, скорее, говорится о насилии вокруг наркотиков, которого в разы больше чем вокруг алкоголя. И эта проблема общая как для Мексики, так и для Америки. Проблема насилия. Люди ищут шанс в жизни. Когда они вырастают в подобном окружении, то не остается ни надежды на жизнь, ни уважения к ней. Просто начинаешь искать драгдилера. Не будь тут замешано насилие, о наркотиках так много бы не говорили. Так что легализация и жесткий контроль были бы шагом вперед в этом вопросе.

— Какую самую странную просьбу от фанатов вам приходилось слышать?

Я сам фанат, поэтому, когда поклонник делает что-то чудное, я отношусь к этому с пониманием. А вот когда все выглядит совсем уж причудливо и дико, то это другое. Фан может сказать реплику из фильма или что то, имеющее к твоей киноработе отношение. Я не реагирую на это немедленно, а предполагаю, что он, должно быть, просто много выпил. Такое со мной было пару раз…

— Потому что вы много…

Потому что я много снимался, во многих фильмах, дружище! (Смеется). Хочу сказать, что выгляжу очень молодо и свежо, но бывает…