5 мыслей об эпичности «Человека из стали»

1. Античные мифы и шекспировщина

В супергеройских картинах последних лет модно делать из персонажей со сверхспособностями обычных парней, которым не чуждо ничто земное, избегая при этом высокопарности и пафоса. Криптонцу Кэл-Элу все земное как раз чуждо, и в фильме это обыгрывается. Зрителю представляют не детину из штатовской глубинки, который умеет летать и пускать лазеры из глаз. На экране красуется полубог, спустившийся с небес. Эпизоды из его детства и юности подаются будто подвиги Геракла или деяния Христа. Вот он спасает одноклассников, вот терпит унижение, дабы не навредить обидчику, вот приемный отец учит его морали. Получается «Житие Кэл-Эла» или «Миф о Человеке из стали» — режиссер Зак Снайдер так никуда и не делся от атмосферы античного эпоса, которую продвигал еще в «300 спартанцах». Тетралогия с Кристофером Ривом — классика о Супермене, но сейчас она воспринимается как экранизация комикса в духе драмеди Вуди Аллена, но не как история о сверхчеловеке. Сознание Джор-Эла — убитого отца Супермена — появляется в фильме точь-в-точь как тень отца Гамлета, да и сам супергерой, по сути, решает свое «быть или не быть»: рассказать о себе миру или продолжать прятаться.

2. Иисус, церковь и Америка

Супермена часто сравнивают с двумя библейскими персонажами — Моисеем и Иисусом Христом. Если в оригинальном комиксе Кэл-Эл больше походил на пророка из Торы, то «Человек из стали» — это трижды ура христианству. Кларку Кенту 33 года, когда он получает откровение от отца с небес. Юный Кларк учится подставлять другую щеку, когда ударили по одной, — так наставляет отец земной. У Супермена наблюдается гиперинстинкт спасения других: даже когда ему самому угрожают криптонские солдаты, герой мчится, чтобы отвести от людишек какую-то падающую балку. Он заступается за слабых землян, жертвуя собственным народом. Человек из стали фактически готов пострадать за все человечество. И да, что за странная сцена, когда разыскиваемый по всей планете Кларк открывает свою личность священнику в церкви? «Иногда надо рисковать и идти наугад, а вера придет со временем», — говорит пастор с безумными глазами. Еще один культ в фильме — американский стяг и штатовский ура-патриотизм, что, кстати, соответствует канону произведений о Супермене.

3. Дивный мир Криптона

Впервые в кино о Кэл-Эле так долго и детально показывают его родную планету. Хвала и честь концепт-дизайнерам и стыд и срам постановщику. Дело в том, что отдельные кадры вызывают стойкие ассоциации то с «Матрицей», то с «Аватаром», то с «Тором», то даже с «Игрой престолов», прости господи. И это притом, что костюмы, интерьеры и дизайн кораблей криптонцев выглядят довольно интересно. Кэл-Эл узнает о своей родине из впечатляющей анимации, похожей на монументальные советские рельефы. На Криптоне летают ручные драконы, детей столетиями выращивают в инкубаторах, а коммуникаторами служат летающие эллипсы с игольчатым экраном. Последнее даже немного пугает в начале фильма, когда это устройство транслирует процесс родов. Криптонцы отвергают мораль как помеху эволюции и строят до абсурдного тоталитарное общество. Причина гибели планеты (очень эффектно показанной, кстати) раскрывается детально, но возникает вопрос к сюжетной логике: как такая умная цивилизация прошляпила изменения в ядре Криптона?

4. Ломать — не строить

Зак Снайдер так и не научился снимать что-то, кроме барочного экшена. Похоже, что режиссер испытывает просто мальчишеское удовольствие от всяческих разрушений. Пол-Нью-Йорка как не бывало. Развалить какую-то захолустную закусочную? Легко! А громадные бизнес-центры (с людьми внутри, наверное)? Пожалуйста! Сложно поверить, что сценаристы Нолан и Гойер могли сделать до безобразия нелогичный сюжет, не обосновав взаимоотношения персонажей. Вот чего вдруг между Кларком и Лоис такая духовная близость чуть ли не с первого взгляда? Разве может работяга из Канзаса говорить: «Сынок, ты ответь на вопрос, одни ли мы в космосе»? А если вы что-то не поняли в прологе о Криптоне — не страшно, вам обязательно все объяснят позже в длинном монологе, написанном в стиле научпопа от «Дискавери». Кажется, что в фильм еле впихнули подобие глубины: сцены, заигрывающие с психологизмом и надидеями, мелькают посреди видеоряда с дичайшим экшеном, будто надоедливая телереклама во время показа кино. А ведь было где развернуться: Кэл-Эла терзает сильнейший внутренний конфликт, Зод мучается от невыполнения своего призвания, а герои Костнера и Кроу сыплют порциями жизненной философии.

5. «А он горячая штучка!»

Эту лишнюю фразу говорят в самом финале — зачем? Конечно же, зритель заметил граненый рельеф мускул Супермена, его пылающий (не только в буквальном смысле) взгляд и вообще полное соответствие представлениям о мужской красоте. Перед Генри Кавиллом стояла трудновыполнимая задача: показать максимум актерской игры за минимум времени. И, к сожалению, он с задачей не справился. Можно взглянуть на это и с другой стороны: безэмоциональность Супермена объясняется тем, что он не человек. Потому глупо ждать стеснительности и нерасторопности, которую демонстрировал Кларк Кент Кристофера Рива, от того, чья раса считает мораль и доброту слабостью. Парень с рентгеновским зрением из Канзаса всю жизнь чувствовал себя изгоем, пока наконец не узнал, кто он на самом деле. Юный Кларк с фермы и Кэл-Эл, впервые надевший оставленный криптонским родителем костюм, — два разных человека. И это Генри Кавиллу удалось передать. Его Супермен немногословен. А зачем? Британскому актеру достаточно просто позировать в кадре: он выглядит как живая статуя, от которой не отвести глаз. Несексуальная Эми Адамс в роли Лоис Лейн подобрана для контраста к писаному красавцу Кавиллу. В отличие от своих предшественниц, актриса убедительна в роли серьезного журналиста, награжденного Пулитцером. Поэтому так неестественно из ее уст звучит кокетливая фраза о поцелуях в финале картины.