Одним из самых интересных гостей прошедшего в июле Одесского кинофестиваля был режиссер и продюсер Роджер Корман. Сегодня ему 87 лет, он пришел в кино еще в 50-х годах. Тогда Корман создавал партизанские независимые фильмы, одним из первых отправился за пределы США снимать дешевые боевики и был известен как большой авантюрист и вдохновитель целого поколения режиссеров. Именно Роджер Корман дал дорогу в кино Френсису Форду Копполе и Монте Хеллману, помог Мартину Скорсезе и многим другим. В Одессе oKino.ua пообщалось с постановщиком об изменениях, произошедших в индустрии за последние полвека, новых технологиях и его личных кинопристрастиях.

— Что, по вашему мнению, изменилось в кино по сравнению с 1960-ми?

Изменились две вещи. Во-первых, производство фильмов сильно упростилось. Новое оборудование стало легче, мобильнее, можно гораздо быстрее снимать на натуре. Это положительный момент. Негативный аспект — прокат. Прокат независимого кино, особенно средне- и малобюджетного, сейчас гораздо сложнее. Когда я начинал в конце 50-х, а потом и на протяжении 60-х, каждый выпущенный мной фильм имел полный кинотеатральный прокат. Сегодня очень немного картин, созданных на основе небольшого финансирования, появляется в кинотеатрах.

— Следите ли вы сейчас за кем-либо из режиссеров, снимающих независимое кино?

Мне интересны несколько режиссеров, особенно один из них, чья карьера развивалась совершенно чудесным образом. Это Кристофер Нолан. Когда я впервые увидел один из его ранних фильмов — о человеке, теряющем краткосрочную память («Помни». — oKino.ua), то сразу заявил, что появился новый, очень хороший режиссер. С тех пор следил за тем, как его карьера набирала обороты. А недавно общался с ним на церемонии вручения премии «Оскар». Речь шла о том, что многие критиковали его последнюю картину «Начало», потому что ничего не поняли. И я сказал ему: «Пожалуй, ты дал студентам-кинокритикам по всему миру тему для обсуждения на ближайшие лет двадцать».

— Значит, вам нравятся его последние блокбастеры?

Да, абсолютно.

— Сейчас режиссеры широко используют компьютерные технологии, спецэффекты и т.п., и в результате возникает ощущение, что многим они заменяют воображение. В 60-70-е, как кажется, постановщикам приходилось быть более изобретательными, склонными к импровизации…

Думаю, что вы правы. У нас не было технологий, которые есть сейчас, поэтому приходилось придумывать разные способы, чтобы рассказать наши истории. Сегодня некоторые режиссеры настолько полагаются на технологии, что те буквально подавляют историю. Один из немногих, кто очень умело пользуется современными методами, — Джеймс Кэмерон, начинавший работать у меня. Он снял «Титаник» и «Аватар» с использованием самых передовых спецэффектов, но у него они всегда лишь поддерживают сюжет, а не заслоняют его.

— А что вы думаете о технологии 3D как таковой?

Я думаю, что 3D — хорошая вещь, если применять ее с умом. Мне кажется, сегодня ее практикуют на слишком большом количестве фильмов, и часто — на тех, где это вообще ничем не оправдано. Или же ее пускают в дело слишком грубо — например, стрела летит в вас с экрана, что кажется мне очень дешевым эффектом. Я снова возвращаюсь к Джеймсу Кэмерону, который гениально обращается с 3D в «Аватаре». Это, действительно, пример того, как 3D дополняет и углубляет историю.

— А кроме Кэмерона, вы можете назвать еще какие-нибудь образцы талантливого использования 3D?

Даже не знаю, по-моему, у него получилось лучше всего.

— Вэл Льютон в 40-е годы, когда продюсировал свой нашумевший цикл фильмов ужасов, считал, что нет необходимости показывать монстра, так как зритель может гораздо лучше домыслить его сам. В то же время вы, начиная снимать в конце 50-х с такими же крошечными бюджетами, как и у Льютона, стремились монстра все же отобразить. Почему?

Не совсем. Я старался представлять зрителю монстра не полностью, а по частям. Параллельно движению фильма, развитию истории я демонстрировал все больше и больше частей монстра. Целиком же не показывал его до самого финала, потому что отчасти согласен здесь с Льютоном. Но мне все же казалось, что зрители очень хотят увидеть монстра в конце, поэтому я шел им навстречу. Тем не менее считаю, что киноработы Льютона были очень хороши.

— Есть ли у вас какой-нибудь фильм, который вы всегда хотели снять, но так и не воплотили в жизнь этот проект мечты?

Я всегда хотел снять историю Бешеного Коня, великого индейского вождя, который разгромил генерала Кастера в битве при Литтл-Бигхорн. Мне всегда казалось, что его судьба — это важная часть американской истории. И сам персонаж чрезвычайно интересен для работы. Так что я написал сценарий, но он мне не понравился, поэтому я так и не создал этот фильм.

— Не думаете к нему вернуться?

С тех пор, как я написал сценарий, полноценной картины о Бешеном Коне, кажется, не было, но он фигурировал в большом количестве проектов, посвященных тому периоду. Так что, по-моему, подходящий момент я уже упустил.

— Есть ли фильм, которым вы особенно гордитесь, и фильм, о котором вы предпочли бы забыть?

Мне часто задают первый вопрос, и каждый раз на него меняется ответ. Сегодня я, наверное, выбрал бы какую-нибудь картину из цикла по Эдгару По, например «Маска красной смерти», и еще фильм, который я снял с молодым Уильямом Шетнером, — «Захватчик», посвященный расовой сегрегации на Юге Америки. Что касается лент, которые я хотел бы забыть, то их больше одной, — и я о них забуду. (Смеется.)

— Поддерживаете ли вы отношения со своими учениками и коллегами: с Копполой, Скорсезе, Монти Хеллманом?

Да, конечно. Вам, наверное, известно, что у Френсиса есть виноградники в Северной Калифорнии. Пару лет назад на мой день рождения он пригласил нас с женой пожить у него. Так что, да, я поддерживаю отношения со многими, особенно с актерами — например, я до сих пор часто общаюсь с Джеком Николсоном.

Перевод: Евгений Карасев