Последние серии «Безумцев»: почему это не «конец» для героев

Многих отпугивал и раздражал медленный темпоритм сериала. Бесконечный дым сигарет, томный флирт, сексуальные женщины и мужчины в идеальных костюмах, которые занимаются изысканным саморазрушением. Казалось, что это все избыточная стилизация: для кого снято, зачем? «Безумцы» требовали терпения и выдержки, чтобы суметь дать ответы на эти вопросы. Только постепенно, когда пробираешься из сезона в сезон, понимаешь, ради чего все это было сделано. Мэттью Уэйнер сделал грандиозное произведение не столько об Америке 60-х — это лишь декорации. «Безумцы», безусловно, чуть ли не самый американский сериал на ТВ, но он в большей степени — о чувстве утраты чего-то важного и о том, как с этим жить; о прохождении сквозь непростые перемены. Проблемы героев сериала ведь далеко не в том, что они изменяют своим половинкам и начинают пить чуть ли не с утра. Их проблемы — внутри. Чувство страха, тревоги, потери — чувство, которое присуще всей стране, но в каждом резонирует по-разному. Именно поэтому «Безумцы» так хорошо рифмуются с атмосферой Америки, пережившей 11 сентября. Да и вообще, любой страны, переживающей тот или иной кризис.

Пожалуй, это началось с «Клана Сопрано». Классический гангстер Тони Сопрано в исполнении неповторимого Джеймса Гандольфини стал телевизионным эталоном и задал тренд, который до сих является определяющим в условном «хорошем сериале». Сильный волевой мужчина, которому в силу определенных обстоятельств приходится выходить за рамки закона и морали, но который при этом придерживается определенного кодекса чести — вот формула, которая была гениально выписана в «Клане Сопрано» и растиражирована во множестве отличных телепроектов. «Щит» и грязный коп Вик Мэкки, Уолтер Уайт из «Во все тяжкие», да тот же Фрэнк Андервуд в «Карточном домике» — все держится именно на формуле антигероя. Дон Дрейпер из «Безумцев» поначалу тоже вписывался в эту схему. Пусть он и не убивал людей, но неоднократно изменял своей жене, украл чужую личность, да и вообще — неприятный был человек, хоть и движимый вполне понятными нам мотивами.

Но вся гениальность задумки Мэттью Уэйнера, автора «Безумцев», ощущается именно ближе к финалу проекта. Становится ясно, насколько этот сериал больше ярлыка «Шоу Дона Дрейпера», который часто ему приклеивали. Это был затяжный прыжок от «антигеройского» к чему-то совершенно иному. Заставка, в котором офисный клерк совершает прыжок из окна, заставила многих фанатов спекулировать на тему того, а погибнет ли Дрейпер в конце сериала? Не он ли на заставке? Эра «антигеройских сериалов» приучила нас так думать: лежащий под песню «Baby Blue» на полу окровавленный Уолтер Уайт не даст соврать. Но в случае «Безумцев» подобные мысли удешевляют концовку. Жизнь (и смерть) Дрейпера не так важна, на переднем плане — его способность контактировать с другими. Он из мрачного и порочного пьяницы превратился в человека, который излучает свет, освещает самые темные уголки своей души. А все это в надежде, что кто-нибудь узнает себя в самых ужасающих моментах дрейперовской биографии. Прожженный циник Дон Дрейпер просит сочувствия и понимания. И вот настолько лихих виражей с антигероями после Тони Сопрано не происходило.

Другой отличительной способностью антигеройских шоу были «метаморфозы». Все совершенно наглядно: перемены Уолтера Уайта, из дряхлого онкобольного превратившегося в беспощадного и безжалостного короля наркоимперии, стали практически народным достоянием. Концовка «Настоящего детектива», в которой отпетый ницщеанец Раст Коул, искренне недоумевающий тому, почему человечество существует до сих пор, смотрит на звезды и приходит к «свету». Эта концовка могла разочаровывать, но свою функцию выполнила на отлично, ведь нам показали разительные и практически невозможные перемены. Проблема здесь была вот в чем: главные герои могли трансформироваться как угодно стремительно, но мир вокруг них оставался прежним. Чаще всего этим и обуславливался «конец» этих персонажей: они не вписывались в координаты, ярко вспыхивали и сгорали.

Тихая революция «Безумцев» устроена совсем по-другому. Кто-то заметил это раньше; те же, кто слишком увлекся темой «что выкинет Дрейпер на этой неделе» — позже, но факт остается фактом: мир этого сериала далеко не статический, и Дон в нем не является ядром. Он меняется вместе с остальными героями: Джоан из стереотипной фигуристой секс-бомбы превращается в богатого нюансами персонажа, Бетти — это ходячий хаос, но который нам постепенно становится весьма близок и понятен. При всем при этом Мэттью Уэйнер очень тонко дает прочувствовать изменения не только человеческие, но и социальные — по мере продвижения сериала дальше по таймлайну 60-х. Скажем, не ощутить депрессивный настрой 6 сезона, действие которого происходило в непростом для Америки 1968 году (смерть Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, жестокие студенческие демонстрации против войны во Вьетнаме и так далее), было невозможно.

Итоги «нулевых» на ТВ: все мало—мальски заметные тогдашние сериалы были именно про то, как можно «пуститься во все тяжкие». Мать двоих детей, продающая марихуану, чтобы выжить («Косяки»). Злоключения двух пластических хирургов («Части тела»). С момента «Клана Сопрано» нас просто ставили перед фактом: обрисовывали непростую ситуацию и сложное внутреннее устройство главного героя и вынуждали за всем этим следить. Но в последние годы этот принцип тоже стал подвергаться переменам. Телевидение, очевидно, произвело какой-то переизбыток героев без страха и упрека и стало действовать намного аккуратнее и тоньше. Этим можно объяснить и популярность психологических детективов вроде «Убийства на пляже» и «Вершины озера». Антигерои никуда не делись, но теперь они пытаются найти сочувствие, понять окружающий мир, преодолеть обстоятельства, заложниками которых часто являются. «Безумцы», с их флагманским статусом, закрепляют эти перемены как абсолютно новую парадигму на ТВ. Посудите сами, если Уолтер Уайт всегда держался особняком, то персонажи «Безумцев» не воспринимаются разрозненно. Они составляют тесно переплетенную сложную паутину, они все вместе в одной лодке. «Безумцы» уходят, но открывают дверь чему-то новому — на замену привычному «антигеройскому» шаблону.