Театральный режиссер, ставящий пьесу Стриндберга, видимо, отдал в свое время много сил женщинам и, надо сказать, не равнодушен к ним и сейчас, уже будучи убеленным густыми сединами. Первые 30 минут фильма он разговаривает с дочерью своей бывшей любовницы (Улин), обсуждая ремесло актера и мир театра. Затем приходит еще одна актриса, еще одна его бывшая любовница, пьяная, переживающая тяжелые времена. Идет бесконечный разговор, так или иначе связанныый с театром, и трудно сказать, где слова идут от сердца, а где это просто игра или привычка играть. Но за всем этим чувствуется такая искренняя горечь и понимание того, что "фарш невозможно прокрутить назад". Создается впечатление, что Бергман не ставил этого фильма, что его обычные актеры, идущие вместе с ним из картины в картину, говорят сами, а не читают текст, написанный для них кем-то другим. Все разговорное пространство, ограниченное опустевшей после репетиции сценой, оставившей действие за кадром, спасается только малой продолжительностью ленты. Бергман знает, когда поставить точку. Cinematograph A. B. Sampaolo AudioVisivi. La William Italiana presenta. (М. Иванов)