Интервью с создателями фильма «Братья»: темная сторона Бергмана и инвестиции в культуру

— В фильме много диалектной лексики, которую, кажется, вам помогал ставить в диалоги Олег Гнатив из группы «Перкалаба». Как вы вышли на него как на консультанта и как работали с ним?

Виктория Трофименко: Он сам на меня вышел. Обо мне написал статью Ярослав Пидгора-Гвяздовский, Олег Гнатив прочёл, заинтересовался — попросил передать его телефон и сказал, что готов, чем может, помочь. Я ему позвонила, но музыка мне была не нужна, а вот адаптация диалогов была не закрытая тема. В процессе диалога выяснилось, что он гуцул. По-моему, я чуть ли не через пару дней после этого диалога поехала с ним в Верховину. Работалось с ним хорошо. Мы сначала онлайн в скайпе весь сценарий прошли, потом он был на площадке и поправлял актеров, если они ошиблись в диалекте.

— Кстати, об актерах. Давали ли вы им свободу для импровизации? У вас ведь было много артистов с хорошим опытом работы в театре.

Виктория Трофименко: Не давала свободу для импровизации. Я не сторонник импровизации. Именно потому, что у актеров есть большой театральный опыт, я озадачивала их простыми физическими действиями — чтобы на экране не появлялся театр. Я точно знала, что должен делать в кадре персонаж. И актеров отобрала типажно, которые точно попадали в образ. И старалась, чтобы они не играли, а были собой. Это, кстати говоря, самая сложная задача. Все всё время наигрывают, уходят от себя, даже в быту люди так делают, а мне нужен был душевный эксгибиционизм. Нужно было, чтобы актеры не боялись быть собой. Это очень сложно, проще ведь за маской спрятаться: тут я в таком образе, там — в другом. Так живут все люди на земле, при этом не называя себя актёрами. А актёр для меня тот, кто, проживая образ, может исповедаться в кадре.

— Интересно, что ваша главная героиня, писательница, собой-то как раз быть и не может. Она проживает чужую жизнь, вплоть до того, что берет на себя «чужой крест». Она святая либо становится святой. В картине еще есть такое, что святые впитывают в себя частичку другого человека. Как писательницу, ее легко проассоциировать вообще с любым творцом, автором, который перебирает на себя жизни других — выдуманных им героев. Ассоциировали ли вы и себя как автора с такой героиней?

Виктория Трофименко: Актриса не может быть собой или героиня?) Такая героиня. И актриса такая. Я долго её искала, она в состоянии принять столп. Стяжать. Превратиться в tabula rasa. Состояние дзен. Нейтральное. Такие люди живут на земле. И она одна из них. Но тут важно, чтобы актриса не представление о себе играла — такую добренькую, святенькую, а жёстко была собой. Такая она и получилась — как надо, как я ее представляла. Жёстко, но светло. Я со всеми персонажами себя ассоциирую и одновременно отстраняюсь. Невозможно уйти от себя. Всё равно собой их наполняешь, вдыхаешь в них свои представления, как должны действовать, что чувствовать.

— Как вы нашли Олега Мосийчука (сыграл пожилого Войтко, одного из братьев. — Прим.)? Немолодой и малоизвестный актер, он сыграл восхитительно.

Виктория Трофименко: Мы всех штучно находили. Кастинг длился три месяца. Алла Самойленко, кастинг директор, ездила по Украине делала первичный кастинг, по сути, собирая всех, кого можно было собрать, и снимала видео с ними. Я просила просто с ними общаться, чтобы я могла посмотреть какие они, какая у них неконтролируемая мимика, пластика. А потом Алла давала им отыграть фрагмент подготовленной сцены. Я отсматривала этот материал и, если меня кто-то цеплял, то мы звали его/её уже в Киев.

То же было и с актёром на роль Войтко. Приезжали некоторые, которые типажно на фото, вроде подходили. Приезжали и оказывались такими истошно слащавыми, женственными, кокетливыми какими-то. А мне нужен был харизматичный персонаж. Не могли такого найти очень долго, почти отчаялись. Потом Алла поехала в Тернопольский театр за актёрами, но там никого из тех, кого искали типажно, не было. Она тогда говорит: «Знаешь, у них худрук такой — по-моему, то, что ты ищешь». А Алла очень тонко чувствует режиссёра. Показала мне фотографию. Типажно похож, но надо пробовать, уже ж до него не один был такой на пробах. Прихожу к Алле в комнату, и меня сразу снесло, я просто его почувствовала как женщина. И подумала: «Ого! Если я так реагирую, то и в кадре так будет». Тогда уже поняла, что нашёлся, наконец, — мужчина с ярко выраженной харизмой. Мы начали говорить с ним и сделали пробу. Проба только подтвердила мое чувство. На роль Войтка это была лучшая проба. Вообще, по нему (Мосийчуку. — Прим.) вопросов не было. Он вышел после пробы, а я Алле говорю: «Он». Смотрю — и она так же, как и я, на него реагирует) Он отлично сыграл на пробе, лучше любого актёра, кто пытался из себя что-то выжимать по капле. Он просто жил.

Игорь Савиченко: Про Мосейчука могу еще добавить. Мы сняли короткометражный фильм: Володя Тихий — режиссер, Слава Пилунский — оператор, Олег Мосийчук — в главной роли. 15 октября премьера фильма пройдет в основном конкурсе Варшавского кинофестиваля, это фестиваль класса А. Так что Мосийчука просто не замечали раньше, а Вика заметила, и он сейчас может быстро выйти на международный уровень.

— В фильме много кадров, снятых на заснеженной натуре. Также видно, что актерам немало пришлось побывать на морозе во время съемок. Как проходили эти съемки?

Виктория Трофименко: Было не просто. Мы поднимались в гору по лестнице, вверх и вниз. Актёра Демерташа на санях возили. Было всё время холодно, летом надо было снимать сгорание — а у нас солнца нет, пасмурно. Из-за погоды чуть не слетела кульминационная сцена. Был дождь, постиж у актёров весь поотлипал бы. Макс Асадчий (один из продюсеров. — Прим.) спросил: «Что будем делать, Вика? Отменять смену, переносить или решишь иначе?» А мне было ясно, что иначе — это будет не то, сцена важная, и нельзя идти на компромисс. Тогда отменили съёмочный день, сняли на следующий. Но сняли. Если честно, то в Карпатах снежно, но не так сильно чувствуется мороз, как, положим, в Киеве. Там это как-то мягче переживается. Иногда даже было жарко — мы же все были экипированы, как на Северный полюс) Труднее всего, думаю, было художнику-постановщику Владу Одуденко и его команде. Они там строили хутор и провели очень много времени, больше, чем остальная съёмочная группа. Они и в дождь, и в слякоть доски на лошадях поднимали. Вот это был титанический труд и таки подвиг. Нам было, по сравнению с ними, попроще. С группой приехала тёплая палатка, печь в одном доме топилась, в общем, минимальные условия цивилизации всё-таки были. Это, кстати, невидимая в кадре работа продюсеров.

Игорь Савиченко: И снега там ждали очень долго — несколько раз переносили съемку. Часть группы уже даже выехала, сидели ждали снега уже на месте. Пилунский (оператор. — Прим.) и Ходаковская (режиссер монтажа. — Прим.) за это время свое кино начали уже снимать. Пилунский - документально под названием «Жизнь. Последний вопрос». К сожалению, проект этот пока заморожен. У него было два оператора: Георгий Беридзе трагически погиб, а Пилунский после плена в Крыму фактически полностью посвятил себя волонтерству. Ходаковская же после «Братьев» сделала полнометражный мультфильм как режиссер.

Возвращаясь к теме снега — там вообще технически было очень сложно работать. За день солнце растапливало снег, и он оседал, на дороге таял. А как солнце садилось, то резко падала температура и дорога становилась катком. Через пару дней съемок мы уже просто толкали друг друга бамперами, не заморачивались. Материалы для художников и технику съемочную носили на руках, поднимали лошадью или при помощи лебедки загнанного на самый верх Урала — все методы перепробовали. Дорогу для машин на самый верх сначала выложили — но ее смыло затяжными дождями, потом вместо нее сделали лестницу.

— Зимние съемки оказались затратнее летних?

Игорь Савиченко: Сложно поделить деньги между периодами. Самое затратное — это постройки, а они делаются раз и на все периоды. С точки зрения администрации, зимой дороже, если посчитать стоимость одного съемочного дня. Главное — греть группу, кормить вдоволь и разнообразно, чтобы все были здоровы и счастливы. Летом это проще: обычно съемки легче, и у группы вечером есть время на досуг, поесть в ресторане, поесть фрукты-овощи. Зимой поработал и спать — поэтому важно обеспечить идеальные условия. Также зимой намного короче световой день и больше осветительного оборудования нужно. Хотя там и летом постоянно шел дождь, из-за чего мы использовали много света. Еще летом все приехали, как на курорт, и мерзли, пока гафер Барсуков не договорился с каким-то магазином в Межгорье и его хозяин привез целый минивэн термокурток, белья, носков и прочего теплого — мы раскупили все, и как-то легче стало.

— Местные жители были как-то задействованы в съемках?

Виктория Трофименко: Да. Младенец и братья в детстве — местные жители. И в церкви актеры массовых сцен — тоже. И еще местный художник Левко Скоп. В Дрогобыче интересно было искать людей. Сначала было непонятно куда идти и как. Поехали мы с ассистеном по актерам Ольгой Максюк. Едем, я рассматриваю людей, выбираю своих, она останавливается, договаривается. Но, как вы понимаете, много людей так не соберёшь. Поэтому говорю Оле: давай купим плакат, маркер и напишем, что снимаем кино и ищем актёров. Так и сделали. Стали с плакатами. Через 3–5 минут к нам подошла девушка, проходившая мимо. Подходит такая, глаза засветились — а она оказалась — актрисой аматорского Дрогобычского театра. Проходила мимо, в магазин) Так что, не успев развернуть плакат, мы его свернули и пошли в тот театр. Так и нашли людей для массовых сцен в церкви.

Игорь Савиченко: Женская грудь в фильме тоже местная)

Виктория Трофименко: Да, кстати. Факт!

Игорь Савиченко: У нас актриса несовершеннолетняя была, но откровенная сцена снималась по закону.

Виктория Трофименко: С детьми — братья в детстве — тоже интересно было. Они учатся в местной школе. Тот, что младше, — такой коммуникабельный, приятный в общении. А тот, что старше, «Войтко» — интроверт, как волчонок. Но в работе оказалось, что тот, который в жизни зажат, в кадре раскрывается и живёт и ему это нравится очень. С ним очень приятно было работать, чувствовалось, что он горит этим делом. Второму, младшему, было тяжелее, и в целом, вероятно, это будет его единственная роль — не его это занятие. А вот о старшем мы ещё услышим. Он очень перспективный. Актёрский хлеб вполне может быть ему и под стать и по вкусу. Хочется, чтобы его заметили и снимали. Или же ему придётся самому дорогу пробивать. Он из многодетной семьи в Карпатах. Ему будет непросто, но если прорвётся, то будет видным.

Игорь Савиченко: Нужно проверить — мне кажется, что они потом играли у Кравчишина в «Полете золотой мушки».

— Дрогобичская церковь в начале фильма удивила тем, что в ней иконы на деревянных стенах написаны. Так было в самой церкви или их создали специально для фильма?

Виктория Трофименко: Это оригинальные иконы. А церковь сама внесена в список наследия ЮНЕСКО.

— Виктория, изначально ли вы планировали смешивать в фильме хронологию и задумали необычные переходы между сценами, относящимися к разным временным периодам?

Виктория Трофименко: Да. Однокадровых переходов хотелось больше. Как в зеркале, но не все удались. Некоторые потом родились во время монтажа. Когда монтировали летний блок, то там что-то не досняли, но для сюжета было не критично. Смонтировали кульминационную сцену, и стало ясно, что не хватает крупного плана задыхающегося сына, для большей динамики. Доснимали уже зимой. То есть, помимо переходов, продуманных в сценарии изначально, также были такие, которые родились уже в обработке первой части материала, в первичный предмонтажный период. Режиссёр монтажа Таня Ходаковская — очень толковая и талантливая. Она еще дней пять зимой была вторым режиссером, после нее — Лена Фролова. А в летнем периоде - Кира Смородская. Текучка была, в общем. Мы старались снять максимум летом, пока тепло, на зиму же оставляли натуру и сквозные сцены.

— Это правда, что вы вдохновлялись фильмом «Туринская лошадь» Беллы Тарра?

Виктория Трофименко: Нет, не вдохновлялась. Просто у нас на английский язык первую версию сценария адаптировал скрипт-эдвайзер. И прочтя сценарий, он сказал: «Мне тут менять нечего. Это хороший сценарий. Похоже на „Туринскую лошадь“». Тогда я и посмотрела этот фильм. А вдохновлялась я жизнью в Карпатах, общением с людьми, а не впечатлениями от впечатлений других творцов. Но «Туринская лошадь» мне очень понравилась!

— Как, по вашему мнению, зритель воспримет финал «Братьев»? Как хэппи-энд либо наоборот?

Виктория Трофименко: Я считаю то, что есть — хэппи-эндом в данной истории. Но чтобы это осознать, надо ее прочувствовать. Кто посмотрит поверхностно, для них будет наоборот. Ну, а какой хэппи-энд в этой истории может быть? Только такой) Просто надо чтобы было мышление не стереотипное, тогда он прочтётся. Нет, ну конечно, они могли бы обняться, поцеловаться, завалиться на забор, но… вы же сами понимаете…)

— Мне показалось, что в фильме есть еще такая идея, что творческий человек — что-то сродни духовника для общества, для людей (как писательница для братьев). Так ли это?

Виктория Трофименко: Отчасти так. Искусство, оно нейтрально. Мы просто все его по-разному считываем. Ну висит картина, ну снят фильм, а все реагируют по-разному, у каждого задевает разные рецепторы. Я иногда сравниваю это с пейотом, как у Кастанеды, помните? Всё зависит от того, кто принимает пейот. А пейот — он себе пейот и пейот…:) А художник — это такой себе Дон Хуан. Дал, стоит и смотрит в сторонке, наблюдает, помогает. Очень, кстати, похоже на Христофора, проводящего душу зрителя, читателя, через эту бушующую реку. Эта метафора, кстати, только сейчас родилась)

— Как фильм «Братья. Последняя исповедь» восприняли зрители за рубежом? И показали ли вы уже фильм Торгни Линдгрену, автору литературного источника?

Виктория Трофименко: Торгни Линдгрен ещё не видел. Увы. За рубежом очень хорошо нашу картину принимали. Вот правда. Даже удивительно как-то. Во Франции говорили: «Мастерпис» (шедевр. — Прим.). В Китае сказали: «Вы надежда нашего кинематографа». Сравнивали отношения братьев с ФРГ и ГДР. В Китае зрительница сказала, что это как картины Караваджо. Так что, вторая, негласная, фамилия Пилунского — Караваджо) А что, неплохо звучит! В Москве, когда мы выходили из зала, то подошла ко мне пожилая пара и сказала: «Спасибо, вы знаете, у нас так уже не снимают. Это настоящее европейское кино». В Индии очень тепло «Братьев» приняли. Вообще, Азия нас полюбила. Даже статью написали в Индии «Слышали ли Вы об украинском кино? А о женщинах-режиссёрах в Украине?» — ну и дальше тепло и приятно.

Шведы сказали, что это лучшая экранизация Торгни Линдгрена. Сказали, что фильм вернулся на родину. Министр культуры и демократии Швеции сказала: «Это самая тёмная сторона Бергмана». Говорили, что хорошо передано состояние книги. Фильм тяжёлый, но понравился. Даже говорили, что в некоторых кадрах старый Войтко похож на Торгни Линдгрена. А пейзажи похожи на ту местность, которую описывал Торгни.

— Игорь, в какой момент работы над фильмом подключились вы и Pronto Film? Как решили, что за этот проект надо браться?

Игорь Савиченко: Проект был жутко необычным. Вика искала финансирование на фильм и обратилась к Копыловой (прежняя глава Госкино Украины. — Прим.), та ей дала список из продюсеров, с кем, как она считала, Вике стоит попытать счастья.

Виктория Трофименко: Вклинюсь. Это я пришла к ней со списком. Она сказала: этих слышала, знаю, а этих не знаю. Страшно доверять. Она сказала: «Тебе надо уравновешенного продюсера».

Игорь Савиченко: Так или иначе, Вика пришла к нам. Так как проект был необычным и совершенно не было опыта поиска финансов на такое кино, то мы не очень понимали, как найти средства, кроме как в Госкино, но Госкино на тот момент было дико нестабильным партнером. Я решил рискнуть, мы подались (на питчинг. «Братья» победили на питчинге Госкино в 2011 году. — Прим.), выиграли. Но, если честно, то даже когда прошли весь путь бюрократии, то получить деньги было шоком. Нужно понять и нас, продюсеров: как бы нам не нравился фильм, мы своего рода гарант того, что каждый участник проекта получит то, за что договаривались — зарплаты, деньги за технику и так далее. И пока такой уверенности у нас нет, даже начинать готовиться рискованно. Ведь время людей, пусть и энтузиастов, тоже чего-то стоит. Так или иначе, Госкино выполнило обязательства, впервые за много-много лет, и мы смогли снимать.

— А у вас остались какие-то обязательства перед Госкино? Как вообще эта структура влияет на фильм, когда тот закончен и должен выйти в прокат?

Игорь Савиченко: Мы выполнили обязательства по созданию фильма. Госкино старается нас поддержать финансово и помочь с дистрибьюцией — надеемся, получится. Тут, я думаю, главное понимать, что Госкино и Pronto Film — это не две бездушные организации, а люди, и взаимное уважение между людьми из наших организаций — оно заставляет нас сделать прокат фильма как можно лучше, а Госкино помочь нам как можно больше. Потому что кино получилось очень талантливым и наша общая задача — донести его до зрителя.

— Сложно ли было предлагать фильм кинотеатрам? Это ведь не маскино, особенная история.

Игорь Савиченко: Сложно. Кинотеатры, они как супермаркеты, им товар доставь, рекламу сделай, акции проведи… Кинотеатр — коммерческая организация, им нужно быть уверенным, что зритель придет и заплатит за билет, за попкорн и купит детям мороженое, а жене — пиво. И широкий зритель привык к американскому масскульту. Нет любви к украинским звездам, да и к европейским тоже. Аудитория авторского кино и аудитория украинского кино в Украине очень незначительна. Экономика же со стороны нас и нашего партнера по дистрибьюции 86PROKAT не позволяет провести масштабную рекламную кампанию.

— Волна патриотизма в обществе за последние год-полтора как-то повлияет на интерес к украинскому кино? Наших фильмов в прокате стало больше, а когда-то коммерческий успех, как у «Поводыря» и «Незламной», казался невозможным вообще.

Игорь Савиченко: У «Поводыря» была большая промокампания: она дала намного больше патриотизма. То же и про «Незламну». Большое промо возможно, когда есть большая аудитория и ей нужно просто показать, что вы увидите красивое кино, но качество будет на уровне того, к чему вы привыкли, то есть Голливуд. Но мы надеемся.

— После украинского проката какова будет дистрибьюция «Братьев»? Заграница, ТВ, легальные онлайн-сервисы?

Игорь Савиченко: Да, все так и будет. 20 сентября показ в Гамбурге, например. Думаю, что онлайн после этого даст наибольшее количество зрителей.

— А прокат в Швеции планируется?

Игорь Савиченко: Пока нет подтверждения. Есть предварительные договоренности, но ясно будет после проката в Украине. Если результат будет хороший, то, может, дадут 3–4 зала.

— Бюджет «Братьев» — 16 млн грн. Госкино дало половину. Как удалось собрать другую часть и возможно ли окупить картину?

Игорь Савиченко: Небольшую часть нашли в Лондоне, но так — побирались по коллегам. Illuminator помог техникой, например. Окупить точно не выйдет. В Европе такие фильмы снимаются за деньги фондов, у фондов есть понимание безвозвратности вложенных средств. Это инвестиции в культуру, не бизнес. Также есть логика местных кинорынков. Например, рынок авторского кино во Франции в состоянии принести в фильм, допустим 200 000 евро — это значит, что продюсер должен иметь стимул не просто брать деньги в CNC (Национальный центр кинематографии во Франции. — Прим.) и других фондах, а также выжать максимум из местного рынка. В украинских реалиях все, на что мы способны в современных условиях, — это договориться с телеканалами, что они поддержат фильм, а мы им дадим показы. Промо на каналах помогает привести больше зрителей в залы, также ряд дистрибьюторов дали нам возможность ставить наш трейлер перед своими фильмами. Все вместе — это больше касса, из которой возмещаются расходы на печать плакатов, поездки группы в промотур и так далее. Очень маловероятно, что останутся какие-либо деньги, чтобы покрыть хотя бы малую часть вложенных средств (Pronto Film вложил свои средства). Но, надеемся, что таким образом мы вырастим аудиторию украинского кино и авторского кино и дальше будет легче.