Я, Дэниэл Блэйк

В Украине продолжается 16-й фестиваль «Новое британское кино», который в этом году отличается весьма интригующей программой — ни один из предложенных фильмов не хочется профилонить. Одна из причин тому: два британские фильмы отхватили в 2016 году весомых награды в Каннах, и оба из них покажут в Украине. Это отмеченная призом от жюри «Американская милашка» и обладатель «Золотой пальмовой ветви» — «Я, Дэниэл Блэйк», два фильма, которые рассказывают о людях, оказавшихся на социальной обочине. Первый фильм — романтизируя жизненные обстоятельства, в которыз они оказались, второй — вопя об их игнорировании.

После просмотра ленты «Я, Дэниэл Блэйк» становится понятно, почему ему отдали главный приз Каннского кинофеста. Такое решение жюри во главе с создателем «Безумного Макса» Джорджем Миллером вызвало нарекание среди критиков и прессы, чьим фаворитом была сдержанная и тонкая немецкая драмеди «Тони Эрдманн». А Миллер с товарищами предпочли кино действия, которое бьет, не промахиваясь, как по зрителю, так и по несовершенству британской социально-политической системы. «Я, Дэниэл Блэйк» — исполненное веры в человека и очень прямолинейное кино. Это концентрат главных тем и приемов Кена Лоуча, 80-летнего режиссера, вышедшего из поколения «сердитых молодых людей», который на протяжении полувека упрямо дает голос «невидимым» гражданам — рабочему классу, малообеспеченным. При этом Лоуч в «Дэниэле Блэйке» не дегуманизирует своих героев, они не оскотиниваются, как это обычно бывает в фильмах на похожую тему. Наоборот, персонажи сохраняют достоинство, даже стремительно теряя социальный вес на бумагах, вернее, теперь уже в электронных базах госучреждений.

Лоуч верит в солидарность рабочего класса и показывает, как это работает на бытовом уровне. Дэниэл Блэйк, который больше не может работать из-за больного сердца, помогает безработной матери-одиночке Кэти, которую власти выдворили из социального жилья в Лондоне в такие же худые условия, но уже в промышленный центр на окраине страны. Оба стали жертвами компьютеризированной бюрократии. Блэйку не дают пособие, так как формальный опросник определяет его как пригодного к труду. Кэти оставляют без выплат за опоздание в соцслужбу, которое по-человечески можно списать на форс-мажор.

Я, Дэниэл Блэйк

Блэйк, Кэти и подобные им — неудобные граждане для развитой западноевропейской страны, которые портят статистику, отводят от курса пресловутого «sustainability», устойчивого развития, требуют исключений из четких алгоритмов обслуживания населения и выявляют фальшь в подбадривании рабочего класса иллюзией социального лифта. Бюрократия, где бы она не была — в бывшем совке или Евросоюзе («Я, Дэниэл Блэйк» был снят еще до голосования за «брекзит») — бесчеловечна по определению. И Кен Лоуч делает антигероем именно бюрократию, которая масштабом не меньшая угроза, чем разбушевавшаяся стихия в каком-нибудь фильме-катастрофе.

Для нашего зрителя будет любопытно посмотреть изнанку видимого благополучия стран первого мира. Простой украинец сталкивается со всеми теми же проблемами, что и британец Блэйк (нехватка денег, бюрократические преграды, безработица), с той лишь разницей, что в госучреждении вместо безэмоционального отказа первому просто нахамят. Но «Я, Дэниэл Блэйк» — это как раз пример для украинских кинематографистов, как можно снять остросоциальное кино, не прибегая к «чернухе» и искусственной драматизации. Картина Лоуча предсказуема и наполовину состоит из общения главного героя с официальными инстанциями и рутины, на которую другие кинематографисты и не помыслят навести камеру. Но в этом и заключается мастерство режиссера, наново рассерженного возвращением консерваторов к власти: из скучной, на первый взгляд, реальности он извлекает настоящую драму и прошибает зрителя на слезу одним только действием — без трогательной музыки, без давящего на эмоции монтажа. Эта простота и кинематографическое прямодушие, не простительный для левых интеллектуалов антиинтеллектуализм, возможно, и отвернули от картины каннских критиков, не усмотревших родство «Дэниэла Блэйка», например, с «Похитителями велосипедов», долгое время неочевидным шедевром. Лоуча, конечно, можно упрекнуть в социалистической пропаганде, в назидательности, которые уже просто выпирают в финальном монологе. Но если и использовать кино в социально-политической общественной дискуссии, то именно так, как это сделал Лоуч.